Как никогда

Я вечно вру!

Ну вот, опять соврал. Какое там — конечно же, не вечно. И, если честно, лжи моей аврал какой-то... неуместно человечный.

Вообще, не я решил, что это ложь, — так рассудили опытные люди. Сказали, я на выдумки хорош и мастер проповедовать о чуде, — «народ ведется»...

Я сперва молчал, пока всего доподлинно не понял. Неловкое движение плеча разрушило сплетение ладоней — я отшатнулся.

— То есть... Как же так? Вам кажется, что это просто сказки?
— Да брось, ты не единственный чудак, который говорит по их указке. Не ты один мне стопками несешь подобные бесхитростные пьесы... Хотя в иных таланта ни на грош, а вот тебя читаешь с интересом. Неважно, и на это будет спрос, покуда зритель слушает вполуха. Увы, не каждый сказки перерос: кому-то не хватает силы духа.
— Не соглашусь.
— И я тебя пойму! Да только в нашем мире все иначе. Истории, приятные уму, бездельников совсем не озадачат, а надо бы воздействовать кнутом, держать свои сюжеты в черном теле и без прикрас рассказывать о том, как обстоят дела на самом деле. За этим жизнь, за этим и успех.
— Тем самым Вы бросаете мне вызов?
— И не пытаюсь. Ты же не из тех, кто ради славы прыгает с карнизов. Твое призванье — где-то на весу, среди деревьев сказочного леса…
— Ну что ж. Раз так, я завтра принесу правдивую и жизненную пьесу.
— Не кипятись, тебе не восемь лет! От каждого фортуна ускользала…

Но я так злился, что не дал ответ и, попрощавшись, выбежал из зала.

Я шел домой, точнее, я летел, и подо мной стелились тротуары. Навстречу мне бежали сотни дел, а вслед мигали огненные фары. Я отгонял одних, мешал вторым, когда местами плелся вдоль обочин, и размышлял о правилах игры, что ждет меня в разгар глубокой ночи. Итак, развеять сказочный туман, закрыть глаза на то, что видел раньше — наверное, таков примерный план для моего победного реванша.

Я сел за стол и, не смыкая глаз, писал всю ночь, страницу за страницей. Я высказал всю правду, без прикрас — как говорится, в образах и лицах.

Когда светало, я подвел итог, почувствовав себя героем тира. Решив, что я затронул все, что мог, я триумфально вышел из квартиры.

И я летел! Точнее, шел вперед. Вокруг меня бранились и дымили, шагал навстречу заспанный народ, а позади плелись автомобили. В тот день я никого не брал в расчет, не размышлял и шел без интереса: ведь я был горд, я был ужасно горд своей правдивой, злободневной пьесой.

— А вот и ты! Что, справился, принес?
— Конечно.
— Ты смотри, певец упадка!

Мой рецензент сперва наморщил нос, но все же взял увесистую папку и стал листать, по долгу своему оценивая каждую страницу.

— Ну что сказать… Великому уму порою нелегко остановиться.
— Так что же, Вам не нравится?
— Нет-нет! Прекрасная и тонкая работа. Ты справился, и пьеса выйдет в свет… Вот только мне так больно отчего-то. Я понимаю нравственных калек — они живут и думают, как снобы… Но ты? Ты светлый, добрый человек! Откуда в этой пьесе… столько злобы? У серых мыслей много заводил, ведь недовольных — как чертополоха. Но если ты их думы подтвердил, то неужели все настолько плохо? Прости, что спровоцировал на спор. А текст мы все обсудим до субботы…
— Не надо. Эта пьеса — просто вздор. Простите, что отвлек Вас от работы.

Я взял тугую папку со стола, не встретил возражения и вышел. Темнело рано — ночь уже легла на ровные покладистые крыши. Я шел домой и рвал свои листы, восторженно пуская их по ветру, и улицы, обманчиво пусты, в тот вечер собирались в километры. Горела одинокая звезда, и сапоги обменивались пылью, и я был счастлив так, как никогда, ведь в тот момент я сказку сделал былью.

Анна Кантер